На рассвете 22 июня 1941 г. фашисты совершили акт вероломного нападения на СССР. Сразу после начала войны факультет перешел на ускоренную подготовку переводчиков. Вскоре в Москву стали поступать первые захваченные на фронте вражеские документы. На факультете было срочно создано бюро перевода трофейных материалов. Руководство этим бюро возложили на слушателя Евгения Гофмана, отлично владевшего немецким языком. Бюро работало в две смены — с раннего утра до поздней ночи. Документов поступало все больше и больше. Нам удавалось быстро и точно их переводить.
         Еще в 1940 г., хотя на факультете было мало помещений, мы все же выделили комнату и в ней оборудовали кабинет звукозаписи с магнитофоном и с прибором для прослушивания граммофонных пластинок. Позднее, уже в институте, в коридорах были установлены репродукторы, при помощи которых на переменах можно было передавать на иноязыках объявления и последние известия. Этот опыт был после войны с успехом применен и в Военной академии им. Фрунзе. В общежитиях также стояли репродукторы и радиоприемники для прослушивания передач на иностранных языках из-за границы. Позднее при помощи кино стали демонстрировать фильмы на иностранных языках. Иногда устраивались встречи на иноязыках с представителями заграничных компартий, гостивших в СССР.
         Будущих переводчиков важно было научить быстро и разборчиво писать на иностранных языках, как это приходилось делать в боевой обстановке. Учили и печатать на пишущих машинках с иностранными шрифтами.
         Большую помощь в скорейшем изучении языков оказала клубная работа. В институте были созданы кружки драматический, литературный, вокальный, хоровой и танцевальный. Программа каждого концерта включала произведения на иностранных и русском языках. В помощь изучающим иностранные языки клуб практиковал просмотр иностранных картин, учебных кинолент, а в фойе проводились настольные игры на иноязыках.
         Переходя к работе библиотеки, следует сказать, что ее удалось значительно пополнить за счет привезенной из Германии большой иностранной библиотеки с уникальными книгами. На полках имелись также иностранные уставы, наставления, военные учебники и военно-историческая литература. На стенах висели наглядные таблицы и красочные плакаты на иноязках, которые брались в классы на занятия.
         Утренняя зарядка на воздухе была обязательной для всех слушателей. Развивая физическую культуру среди слушателей, мы решили на каждом факультете сделать акцент на один из ведущих видов спорта, но при этом должны были проводиться еще и другие виды. Так, на переводческом факультете у подполковника Н.Г. Яхно процветал волейбол, бокс, на педагогическом — у полковника Василия Дмитриевича Макарова превалировала легкая атлетика и гребля, у капитана 3 ранга Иванова — плаванье, прыжки в воду и водное поло. Наша команда моряков-ватерполистов в первый же год своего существования успешно выступала против сильнейшей команды Москвы — ватерполистов общества “Торпедо”.
         Команда пловцов в 1946 г. стала победительницей массового заплыва на Москве-реке на приз газеты “Вечерняя Москва”.
         В команде ВИИЯКА выросли такие замечательные игроки, как игрок экстра-класса Константин Рева, Владимир Саввин, Вадим Скворцов, Кадыков, Яковлев, Гранатуров. Многие из них с успехом защищали честь СССР за границей.
         Большого успеха добились и боксеры ВИИЯ КА, не только занявшие первое место в командном зачете столицы, но и ставшие чемпионами СССР в своих весовых категориях. Это мастера кожаной перчатки: Сергей Щербаков, бывший партизан, абсолютный чемпион Николай Королев, партизан, десятикратный чемпион страны, Лев Сегалович, чемпион страны, Анатолий Грейнер, Николай Юрченко. Тренером был экс-чемпион страны Виктор Михайлов.
         Из игроков футбольной команды вышел А. Водягин, игравший в команде ЦДКА — неоднократной победительнице футбольных розыгрышей столицы и страны. Во время лагерных сборов в Кубинке широко развертывалась работа по легкой атлетике, спортиграм и стрельбе из винтовки, револьвера и пулемета”.
         В первую годовщину существования факультета приказом НКО от 22 марта 1941 г. за подписью зам. НКО Маршала Советского Союза С.М. Будённого десять слушателей за отличные показатели в боевой и политической подготовке были награждены нагрудным знаком “Отличник РККА” и два слушателя приказом Заместителя Наркома ВМФ — нагрудным знаком “Отличник Военно-Морского Флота”.
         Растущие потребности фронта вызвали необходимость расширения подготовки военных переводчиков. 28 августа 1941 г. при Военфаке сформировали курсы военных переводчиков, которыми командовал полковник С.К. Нарроевский (до войны помощник военного атташе в Париже), со сроком обучения 6 месяцев и с переменным составом в количестве 400 человек. При этих курсах были развернуты ускоренные (краткосрочные) курсы с обучением четыре и полтора месяца. Их переменный состав был определен в количестве 400 человек, а срок существования этих временных курсов — до 1 декабря 1941 г. При Военфаке в это же время создавались курсы усовершенствования работников центрального аппарата Генерального штаба со сроком обучения один год и трехмесячные специальные курсы усовершенствования. На всех курсах изучался только немецкий язык.
         Первые наборы на курсы переводчиков состояли из выпускников языковых институтов Москвы и высших учебных заведений других городов. Состав курсов в очень короткое время был доведен до 800 с лишним человек. Это были хорошо подготовленные молодые люди с высшим филологическим или другого профиля образованием, стремившиеся поскорее попасть на фронт. Курсы готовили только переводчиков немецкого языка. По языковой линии подготовкой переводчиков руководил старший преподаватель немецкого языка майор Владимир Петрович Ленский (впоследствии начальник кафедры немецкого языка, работал в институте до 1953 г.) На курсах преподавали майоры О.П. Костарева и Н.В. Гейн, капитан А.А. Иванова (выпускники 1941 г.) и старший лейтенант Призант, работавшие в институте долгие годы и после войны.
         Вспоминает Иммануил Левин: “Мы, выпускники средней школы, попали на курсы вчетвером. Трое из нашей четверки погибли. Женя Кашников и Женя Ананьев — в разведке, первой военной зимой под Москвой. Миша Любарский дошел до Румынии. В письмах родным Любарский писал: “вообще я решил посвятить жизнь военному делу. И та отрасль, по которой я думаю пойти и дальше, особенно интересна тем, что дает очень широкий кругозор, развивает мышление человека, вырабатывает в нем способности анализировать, делать правильные выводы”. Это писал талантливый музыкант, которому педагоги предсказывали блестящее будущее. Война вдохновила его совсем на другое. Приказом от 2 сентября 1944 г. по 34 стрелковому корпусу старший лейтенант М.А. Любарский был награжден орденом Отечественной войны 2 степени. Но об этой награде Любарский так и не узнал. 3 сентября он скончался от ран в госпитале. Его похоронили в Констанце.
         Осенью 1941 г. фронт был для каждого из нас впереди. А путь к нему — через занятия. Занятия с утра до вечера без выходных. Преподавали нам и наиболее подготовленные выпускники, такие как Е.А. Гофман (впоследствии один из синхронных переводчиков на Нюрнбергском процессе), Л.Ф. Парпаров, А.А. Иванова, О.П. Костарева”.
         С началом войны подготовка военных переводчиков для военных вузов была приостановлена, и факультет полностью переключился на подготовку военных переводчиков для фронта. В связи с возникшей потребностью дополнительно были открыты учебные отделения финского, шведского, норвежского, датского, испанского, итальянского, польского, чешского, венгерского, румынского, сербского и болгарского языков. На кафедре испанского языка преподавали Мехидо Фернандес Людвина, Санчес Павон Мануэль, Месегер Рамос Хозе Мария, Бельо Оревал Каонсепсион, Паулина Вениаминовна Мамсурова, жена Хаджи Умар-Джиоровича Мамсурова, участника боев в Испании. В своих воспоминаниях Паулина Вениаминовна писала: “Начался набор добровольцев в антифашистскую народную милицию. В числе первых добровольцев ушла на фронт и я. Прошел месяц, и мы знали уже о войне столько, сколько не могли узнать за всю предыдущую жизнь. Вскоре часть уже стала батальоном, ... где были ребята из Союза объединенной социалистической молодежи, а также члены политических партий. Сплотить столь разных людей мог только умелый командир Эстельвино...
         Я стала чем-то вроде интенданта. В той обстановке это оказалось сложной работой...
         Сколько пережито вместе со всеми — бои с мятежниками, ночные переходы в горах, страшные вопли марокканцев и их метко разящие пули, гибель товарищей. Сердце сжалось: как я оставлю свой батальон.
         “Вот русский товарищ хочет с вами поговорить”. — “Я Роман Кармен, кинооператор, ... приехал в Испанию снимать кино и мне нужен переводчик...” Это было мое новое партийное поручение. Началась работа с Карменом. Он снимал, я переводила. Он хотел показать варварские фашистские бомбежки, страдания испанского населения, убитых детей, женщин, стариков, разрушенные города и памятники, героическую оборону Мадрида... В начале октября Роман Кармен и Михаил Кольцов, собственный корреспондент газеты “Правда” в Испании, с величайшим трудом получили разрешение от республиканского правительства посетить Астурию и Бильбао. Лететь пришлось над территорией, занятой фашистами. Наш самолет мог быть в любую минуту обстрелян с земли. Впоследствии Кольцов подробно описал это путешествие в “Испанском дневнике”. Когда мы вернулись в Мадрид, фронт приближался. В начале ноября мне сказали: “Будете работать у Ксанти...” Настоящее имя Ксанти — Хаджи-Умар Джиорович Мамсуров, чаще его называли просто Хаджи.
         5—6 ноября 1936 г., когда фашисты подошли вплотную к Мадриду, решено было удержать город любой ценой. Хаджи принимал непосредственное участие в организации сопротивления натиску фашистов. Сам Хаджи писал: “Зона обороны Мадрида создалась и существовала как самостоятельный фронт. Возглавлял её комитет обороны, во главе которого стоял генерал Миаха... Официально я считался советником при начальнике штаба Рохо, но одновременно становился советником командиров крупнейших соединений, прибывавших для обороны Мадрида... Я был советником в Мадрид-Каталонском корпусе, командиром которого был известный боевик-анархист Буэнавентура Дуррути... Наряду с этим в моем ведении было руководство специальной работой по созданию партизанских отрядов для действий в тылу врага, обучение пулеметчиков, подготовка командных кадров”.
         Учебные отделения укомплектовали слушателями факультета, преимущественно старших курсов. Новые задачи и обстановка вынудили снять теоретические языковые и другие дисциплины (история языка, литература страны, введение в языкознание, психология, педагогика и ее история, латинский и современный русский языки). Вместе с тем как самостоятельная дисциплина был введен военный перевод.
         Военный факультет был значительно расширен, получил новую структуру и, по существу, стал языковым вузом Красной Армии. Впервые при Военфаке образовали пять самостоятельных кафедр следующих языков: немецкого; романских — итальянского, румынского, французского и испанского; славянских — сербского, болгарского, польского и чешского; англо-скандинавских — английского, шведского, норвежского и датского; угро-финских — финского и венгерского. При командовании факультета помимо учебного отдела, были научно-исследовательский отдел и адъюнктура на 30 человек. Языковые и другие кафедры замыкались на начальника факультета. Переменный состав объединялся в три факультета — военных переводчиков со сроком обучения 3—4 года, военно-педагогический со сроком обучения 4 года, заочного обучения со сроком обучения 2—4 года. Другая часть переменного состава обучалась на разных по продолжительности курсах.
         Военный факультет стал центром подготовки военных переводчиков для действующей армии и одновременно языковым центром. Обучение велось на 15 иностранных языках. Из-за отсутствия заявок на переводчиков французского и английского языка, пришлось в ряде учебных групп ввести обучение двум языкам (французский и румынский, французский и итальянский).
         15 июля 1941 г. факультет произвел второй выпуск 48 военных педагогов, окончивших 4 курс с присвоением им воинского звания техник-интендант 1 ранга. 28 выпускников закончили факультет с отличием, а десять лучших из них зачислили на первый курс адъюнктуры. В приказе по Военфаку от 23 июля отмечалось, что проведенные в июне—июле государственные экзамены показали хорошую подготовку слушателей, особенно на кафедре немецкого языка (начальник кафедры А.В. Монигетти). Общий балл по вынесенным на госэкзаменам дисциплинам составил 4,57. Выпускников направили военными переводчиками на работу в центральный аппарат НКО и Генштаб. Многие из них — подполковник М.В. Кузьминова, майоры Л.С. Куликова и А.П. Егорова впоследствии успешно работали старшими референтами в Генеральном штабе, подполковник Н.Е. Барванова преподавала в военной академии.
         Полмесяца спустя, 30 июля, Военфак выпустил еще одну группу слушателей 4 курса в количестве 27 человек — первую группу военных переводчиков, обучавшихся на внештатном переводческом факультете. Все они отбыли на фронт в действующую армию.
         Сложности военного времени не помешали произвести набор абитуриентов на первый курс и провести переводные экзамены. Учебный год начался 1 июля. На первый курс военфака было принято 100 человек. Половину набора составили студенты первых курсов МГПИИЯ. На втором и третьем курсах большинство обучавшихся имели воинские звания от лейтенанта до капитана, а на четвертом курсе всем остальным слушателям было присвоено звание “техник-интендант второго ранга”.
         Вновь претерпела изменения структура кафедр, что свидетельствовало о поисках нового и целесообразного в организации учебного процесса. С 1 сентября 1941 г. было введено семь новых кафедр. Кафедру марксизма-ленинизма возглавил полковой комиссар В.И. Старчевский. Ведущей стала кафедра немецкого языка, которой руководил А.В. Монигетти, здесь же преподавал профессор А.А. Лепинг. Кафедру английского языка возглавила доцент З.М. Цветкова, а профессорами кафедр были А.М. Таубе и Э.Г. Рудквист. Небольшими по составу кафедрами французского языка, страноведения и военной подготовки руководили О.И. Илия, полковой комиссар Б.Я. Буков. Все остальные языки были представлены объединенной кафедрой иностранных языков. Такая структура факультета сохранилась до создания собственно института.
         Призыв “Все для фронта!” находил широкий отклик среди личного состава Военфака. Несмотря на чрезвычайно напряженную учебную работу, преподавательский состав и слушатели старших курсов в течение нескольких первых месяцев войны перевели и обработали для Генерального штаба большое количество поступавших с фронта трофейных документов, работая иногда целыми сутками и неделями, не уходя из расположения факультета. Для фронта факультет разработал и издал ряд военных разговорников и словарей: русско-немецкий разговорник, военные разговорники по венгерскому, румынскому и итальянскому языкам, дополнения к немецкому, английскому и французскому военным словарям, учебник немецкого языка для военнослужащих Красной Армии. Так Военный факультет включился в активную и срочную подготовку переводческих кадров для фронта, так оказывал он первую помощь нашим войскам по разгрому фашистских захватчиков.
         Дальнейшее обучение слушателей в Москве проходило в чрезвычайно сложных условиях. Наступил октябрь 1941 г. Наши войска вели тяжелые бои на дальних подступах к столице. Враг рвался к Москве. Личный состав Военфака трудился в эти дни самоотверженно. Слушателей можно было встретить на оборонительных работах в ближних подступах к столице, на дежурствах на крышах зданий и улицах города, в системе МПВО. Выполнение специальных заданий, многочасовая напряженная учеба без сна и отдыха не могли не сказываться на уровне подготовки переводчиков, проводившейся и без того в весьма сжатые сроки. В октябре 1941 г. последовал приказ НКО СССР об эвакуации Военного факультета при Втором МГПИИЯ в город Ставрополь-на-Волге. Для передислокации был выделен специальный пароход. Переезд проходил очень организованно, слушатели проявили высокую дисциплинированность. Факультет сумел захватить с собой, в основном, всю учебную базу, оборудование учебных кабинетов и многое другое, крайне необходимое для организации учебных занятий на новом месте. Эвакуация проходила с 10 до 18 октября.
         Из воспоминаний Н.Н. Биязи: “Когда фашистские полчища стали приближаться к Москве, слушатели факультета приняли энергичное участие в проведении окопных работ на подступах к столице. Юноши и девушки работали с увлечением, перевыполняя суточное задание. В это время я снова обратился к маршалу Шапошникову и доложил ему просьбу слушателей об отправке их на фронт, так как они не хотели отсиживаться в тылу. Борис Михайлович, улыбнувшись на это, ответил: “Патриотические чувства и воинственные настроения очень хороши, но на фронте нам нужны сейчас и будут еще больше нужны военные переводчики и не только мужчины, но и девушки.
         Поэтому надо теперь же эвакуировать ваш факультет на Волгу, заняться ускоренной подготовкой и отправкой в действующие части достаточного количества военных переводчиков. Чтобы увеличить количество переводчиков — мужчин, я прикажу передать в ваше подчинение еще две роты курсантов”.
         Через два дня на факультет прибыли молодцеватые курсанты, и был получен приказ об эвакуации Военного факультета западных языков в Ставрополь на Волге. 10 октября, ночью, слушатели факультета и курсанты ускоренных курсов военных переводчиков, среди которых находилась группа студентов Московского института истории, философии и литературы, убыли из Москвы на пароходе в неизвестном для них направлении. После нескольких дней плавания, во время которого слушатели продолжали заниматься языками в своих каютах, мы прибыли в Ставрополь”.
         Строки из воспоминаний И. Левина: “В каютах разместились преподаватели и по праву старшинства — слушатели военфака. Мы, курсанты, навалом заполнили трюмы, из которых еще не выветрился запах рыбы. Питались всухомятку, удобств — ноль. Но нытиков ни одного. А как нас веселил до колик в животе своими импровизированными концертами тогда еще совсем не народный артист, но уже очень талантливый курсант Володя Этуш. Раза два мы останавливались у каких-то причалов и грузили дрова. Плыли до Ставрополя больше недели. В дороге нас застало полное драматизма сообщение Совинформбюро от 16 октября 1941г. об ухудшении положения на Западном направлении. Решалась судьба родной Москвы. Бурные споры, митинги, яростные протесты. Снарядили делегацию к руководителям Военфака и курсов с требованием немедленно повернуть обратно. Пароход продолжал свой путь, но наутро мы не досчитались в трюме нескольких ребят. Они сбежали на фронт. Дезертиры наоборот. После этого политработники провели с нами обстоятельную беседу и, кроме того, на пароходе установили караулы. Все мы были комсомольцами и уже воинами, принявшими присягу. Мы твердо знали, что в любом случае от фронта нас отделяют не больше двух—трех месяцев. 21 октября прибыли на место”.
         Прибыв в Ставрополь, Военный факультет столкнулся с дополнительными трудностями. Необходимо было разместить личный состав значительно выросшего по численности факультета, оборудовать и заново построить аудитории, оснастить учебные и специальные кабинеты, создать минимум бытовых условий. Было невероятно трудно.
         Вот как об этом вспоминает Н.Н. Биязи: “После нескольких дней плавания, мы прибыли в Ставрополь. Нам отвели помещение кумысолечебницы “Лесное”. Слушатели разместились быстро. Помещений не хватало. Достаточно сказать, что в комнате отдыха на втором этаже мы умудрились втиснуть 40 коек для слушательниц. Не лучше было и в других помещениях, но мы оставили свободными клуб со зрительным залом, в котором читались лекции, а по вечерам шли репетиции и давались на иностранных языках концерты самодеятельности. Краткосрочные курсы разместили в самом Ставрополе, в пустующем здании школы. Слушатели перешли на самообслуживание. Они отправились заготавливать дрова.
         Вскоре жизнь вошла в свою колею, начались регулярные занятия по 10 часов в день”.
         Рассказывает Нина Арзуманова, заведующая кафедрой европейских языков: “Работать приходилось много, занимались в три смены. Уставали страшно. Но не унывали — очень интересно учить, передавать знания. После занятий, поздно вечером, готовились к следующему дню. Сидели все вместе за одним столом и боялись засмеяться, чтобы не погасить коптилку. Свет давали только в главное здание, да и то иногда выключали. Тогда в темноте, чтобы не видели курсанты, залезали с ногами на стол, чтобы согреться и рассказывали по-немецки все, что знали, читали и видели.
         Зима выдалась очень холодная. Мерзли страшно. На комнату получали на дрова сырое бревно. Есть хотелось всегда. Хлеб (400 г. в день) съедали быстро, зимой его замерзший приходилось рубить топором. Ели чаще всего горох и пшенку. Выручали семечки. Летом даже за малиной в лес бегали. Только ляжешь спать — тревога. Быстро одеваешься и бежишь на построение. Первое время некоторые девчата надевали сапоги на босую ногу, — от начальства попадало. Какой большой радостью были письма. Писали нам много ученики с фронта. Почтальон привозил письма в мешке и выкрикивал фамилии счастливцев. Чего только не было в этих фронтовых треугольниках — и стихи, и даже объяснения в любви. А какие вечера самодеятельности закатывали. Был свой джаз под управлением Г. Изаксона, были силовые акробаты из пограничников, был даже “умирающий лебедь” Сен-Санса, его танцевала жена профессора Таубе, бывшая балерина Нежинская. Слушатели морского факультета лихо отплясывали “Яблочко”. В общем, жили одной дружной семьей”.
         “Там же в Жигулевских горах, — пишет И. Левин, — мы отметили 24 годовщину Октября. Все курсанты и слушатели в снег и пургу рыли траншеи для газопровода. Вручную кирками и лопатами. На лекционные занятия мы, курсанты, ходили в кумысолечебницу пешком. Помню, маршируя по осенним раскисшим и полузамерзшим дорогам, ребята нашего взвода пели в строю сочиненную мною песню на мотив широко распространенной тогда песенки о “большой крокодиле”: “Шагает наш молодчик, военный переводчик, и он, и он совсем не обучен. Малиновы петлицы, защитны пуговицы, и са... и са... и сапоги под хром”.
         Из воспоминаний Н.Н. Биязи: “К ноябрьским праздникам слушатели краткосрочных курсов, из числа штатских, были одеты в военную форму и 7 ноября приведены к присяге. Момент был торжественный и волнующий. Слова присяги, как говорили слушатели, проникали в самое сердце.
         Фронт требовал все новых и новых переводчиков, имевшиеся у нас две курсантские роты быстро таяли. Тогда мы стали набирать на краткосрочные курсы девушек и юношей, изучавших в школах немецкий язык. Наши слушатели получали назначение уже не только в крупные штабы и воинские части, но и в партизанские отряды, нуждавшиеся в людях, владевших немецким языком. Так, слушательница Ольга Костырева работала в партизанском отряде на московском направлении и была награждена медалью “Партизан Отечественной войны”.
         Вскоре потребовались переводчики не только немецкого, английского и французского но и других языков. При этом первой нашей заботой было найти необходимых нам новых преподавателей. Скоро учебные группы начали занятия по венгерскому, румынскому, итальянскому, шведскому, чешскому, болгарскому, сербскому и польскому языкам.
         Остро встал вопрос об учебных пособиях, их не хватало, и факультет начал печатать брошюры под названием “военно-словарный минимум”, так как типографию мы привезли с собой в “Лесное” из Москвы. Каждый такой словарный минимум состоял из 1000 самых необходимых слов и выражений. Такие словарные минимумы были введены на всех изучаемых на факультете языках. Эти словари были рассчитаны на то, чтобы дать слушателям необходимый минимальный запас слов и выражений: для первого курса — в пределах 600—650 слов, для второго — еще 350—400 новых слов. Минимум состоял из слов, встречающихся в проводимом курсе военной подготовки (уставы, тактика, военная техника) и в кратких военных разговорниках, а также из наиболее употребительных общих иностранных слов и терминов”.
         Вспоминает Елена Ржевская: “Лошадей увели на войну, а в их опустевших стойлах свалены чемоданы, тюки. В проходе за столиком сидит военный писарь, надзирающий за этой камерой хранения. И службы, и дом кумысосанатория занял военфак. С того дня, как мы причалили сюда, наши курсы распространились по всему городу. На занятия мы ходим в помещение райзо, обедать — в столовую райпо, готовить уроки — в агитпункт. До кумысосанатория километра три. Нас вызывают в строевую часть, размещающуюся в конюшне, заполнить анкету. Мы идем по проходу мимо писаря. Тут налаживается новый быт военного времени. Мы уже чувствуем себя на марше, и все лишнее не имеет для нас ни цены, ни привлекательности”.
         Со временем в Ставрополе наладилась нормальная подготовка военных переводчиков. Весь личный состав, воодушевленный победами наших войск под Москвой, Калининым и Сталинградом, в сжатые сроки создал необходимые условия для учебной работы. Не хватало преподавателей. А контингент слушателей постоянно рос. К преподаванию иноязыков на факультете и курсах были привлечены адъюнкты, совершенно прекратившие работу в адъюнктуре, и лучшие слушатели четвёртого и даже третьего курса. Но факультет продолжал расширяться.
         В феврале 1942 г. прибыли и влились в него Орские курсы, которые обогатили факультет и слушательским составом, и преподавателями, в том числе таких языков, в которых факультет очень нуждался. Из прибывших с курсами майор И.А. Лорви — преподаватель финского языка и майор Андрианов — преподаватель румынского языка работали долгое время в институте и после войны.
         Следует отметить, что Военфак сделал все возможное, чтобы обеспечить фронт кадрами переводчиков. За два года существования факультет и курсы военных переводчиков выпустили около пятисот командиров лиц начальствующего состава, из них подавляющее большинство (447 человек) было направлено на фронт в действующую армию. Среди выпускников 156 человек прошли нормальную четырехлетнюю подготовку на факультете, 59 — окончили месячные курсы, 194 — четырехмесячные, 54 — шестимесячные, и 27 — специальные курсы. Факультет направил на фронт 13 человек постоянного начсостава и семь молодых преподавателей. Из всех выпускников 429 человек были со знанием немецкого языка, 36 — английского, по три-семь человек — со знанием французского, итальянского, шведского, норвежского, датского, румынского, испанского, греческого языков. Воспитанники факультета честно и самоотверженно работали на фронте, принимали участие в боевых операциях, десантировались в тыл врага, уходили на работу в партизанские отряды.
         Многим преподавателям, вчерашним адъюнктам, Л.Ф. Парпарову, Н.В. Алейниковой, Г.Э. Изаксон было 17—19 лет. Сергей Львов так вспоминает о своих первых опытах преподавания: “1942 год. Меня предупредили: моими слушателями будут курсанты, уже закончившие общевойсковое училище. Перед ними я робел. Вид мой был отнюдь не бравый. Более чем скромное обмундирование и ботинки с обмотками — сущее наказание. Решил начать с психической атаки. Продемонстрирую несколько примеров военного перевода, потом скажу: “Вот что я умею, и этому научу вас”. Слушатели мои немного немецкий язык знали, но военного перевода не нюхали. Взяв с собой трофейный устав и письма немецких солдат. Схемы организации соединений гитлеровского вермахта, я с замирающим сердцем вошел в класс. Перед дверьми маячил дежурный — выше меня наголову, выправка умопомрачительная, обмундирование какое мне и не снилось. Я взялся за ручку двери. “Ты куда?” — грозно осведомился дежурный. “В класс”. — “Чего ради? К нам сейчас преподаватель придет!” — “Это я!” — “Брось заливать,” — начал дежурный, но вдруг осекся, широко распахнул дверь передо мной и гаркнул от неожиданности по-немецки: “Встать! Руки вверх!” вместо “Встать! Смирно!”. Отделение, вскочившее со своих мест, рухнуло на скамьи, давясь от хохота. Растерявшись, и видя перед собой аудиторию из одних бравых строевиков и блистательных красавиц, я, вместо того, чтобы продемонстрировать на примерах в чем состоит работа военного переводчика, сразу сказал: “Сейчас я покажу вам, что умею...” — тут у меня распустилась обмотка. Я поставил ногу на табуретку и начал обматывать ногу, но продолжал говорить: “И этому научу вас”. Слушатели задохнулись от смеха. “Все погибло, — подумал я с отчаянием. — Появился перед ними как клоун. Это непоправимо”. Но отступать некуда. Делая вид, что не слышу смеха, я приказал: “Раскрыть любой устав на любом месте!” Дежурный раскрыл одну из синих книжек. И я стал переводить с места, сам себе приказав: “В темпе”. Потом проделал тоже самое с выхваченным наудачу трофейным приказом. Особенно впечатлил слушателей перевод трофейного письма, написанного готическим шрифтом.
         И наконец, не глядя на схему, отбарабанил структуру двух дивизий вермахта. Словом я заставил своих учеников забыть мою неприличную молодость, гротескно-нелепое поведение и даже обмотки”.
         В 1942 году выпускником курсов стал известный поэт Павел Коган, погибший в разведке под Новороссийском. И сейчас пророчески ярко и сильно звучат его строки:

“Есть в наших днях такая точность,
Что мальчики иных веков,
Наверно, будут плакать ночью
О времени большевиков...”

“Во имя юности нашей суровой,
Во имя планеты, которую мы
У моря отбили, отбили у крови,
Отбили у тупости и у зимы.

Во имя войны сорок пятого года,
Во имя чекистской породы...”

(“Лирическое отступление”, “Ракета”)

Подпись автора

http://tihonow.ru

Интересна оценка работы ВИИЯ КА старшим инспектором Красной Армии по иностранным языкам генерал-майором А.А. Игнатьевым, побывавшим в апреле 1942 г. в Ставрополе: “Кратковременное посещение не может быть приравнено к инспектированию. Хорошее моральное состояние личного состава, как преподавательского, так и слушательского: значение поставленной перед институтом задачи вполне осознается даже на младшем курсе, составленном по преимуществу из женской молодежи. Внешняя военная дисциплина замечаний не вызывает, несмотря на разнохарактерность населения “Лесного”. Общий вид военного лагеря соблюден. Языковые достижения указывают на ту степень усердия и прилежания, которая соответствует важности момента. В этом отношении были осмотрены занятия двух групп курсантов на курсах переподготовки (курсы переводчиков), составленных из более слабых курсантов, оставшихся от неоднократных посылок на фронт. Отмечается живое ведение урока (преподаватель — техник-интендант 1 ранга Розенталь) исключительно на немецком языке, овладение курсантами, хотя и в замедленных темпах, разговорной речью; в этом отношении, несмотря на более низкий уровень общего развития, переводчики превзошли уже большинство слушателей военных академий мирного времени. Создание и постановка дела курсов военных переводчиков в столь короткий срок, возможны были только благодаря исключительной энергии генерал-майора Биязи Н.Н.
         Переходные экзамены слушателей на первом факультете. Немецкий язык. 3 учебное отделение. Достигнутые в короткий срок прекрасные результаты объясняются хорошей работой вербовщиков и отличной работой преподавательского и слушательского состава. Несмотря на ограниченность общего запаса слов, в особенности глаголов, все слушатели овладели уже военно-технической терминологией и отчасти тактической. Произношение за редким исключением уже поставлено правильно и исправление фонетики не требуется.
         3-й курс. Английский язык. Отмечается совершенно свободное владение английской устной речью. Характерным доказательством этого явились также письменные работы, в которых, как это ни странно, переводы с русского на английский были сделаны лучше, чем с английского на русский. К недостаткам, еще неизжитым в институте, в отношении учебного процесса, следует отнести недостаточную связь кафедры страноведения с языковыми кафедрами, объясняемую, быть может, недостаточным интересом самих языковых преподавателей к политическому, социальному и пр. строю стран изучаемых языков. (Слушатель 3 курса не знал о значении религиозной борьбы в Индии, о разноплеменности населения Индии). Доминионы Англии, столь важные элементы в мировой войне, не пользуются должным вниманием со стороны английской кафедры. Понятие о политическом и социальном устройстве иногосударств ограничено данными, которые можно найти в календарном справочнике. Прекрасное знание языка дает возможность использовать слушателей на любом поприще, но этому может препятствовать недостаточное знакомство их со страной, её социальной и политической структурой. Быть может, за это отчасти несет ответственность и кафедра основ марксизма-ленинизма. Надо знать и врагов, и союзников.
         В отношении постановки преподавания курсов тактики, ввиду перерыва занятий на экзаменационный период, отметить чего-либо конкретного не удалось. Однако принятые решения по вопросу улучшения качества военной подготовки, представляются крайне целесообразными. Новая крупная задача, поставленная перед коллективом в связи с развертыванием института, несомненно, будет разрешена, благодаря наличию энергичных руководителей, в частности, только недавно назначенный на пост военного комиссара ст. батальонный комиссар Бабкин Петр Николаевич успел за короткий срок не только ознакомиться с постановкой дела, но и содействует всеми средствами поднятию общего культурного уровня слушателей, что, несомненно, остается еще участком, на котором надо много поработать”.
         Летом 1942 г. фронт двинулся на запад. Зима 1942—1943 гг. завершилась победой Красной Армии в битве на Волге. Из рук противника была вырвана стратегическая инициатива. Наши войска развернули решительное наступление на огромнейшем фронте — от Ленинграда до Кавказа.
         В октябре 1943 г. пришла пора возвращения Военного института иностранных языков в Москву. Решение об этом принял НКО СССР еще 31 января 1943 г. Перебазирование института из Ставрополя в столицу происходило в октябре.
         Период 1941—1943 гг. в учебной деятельности института был характерен тем, что обучение слушателей, с учетом требований войны, шло беспрерывно. Учебных лет как таковых не было. Никакой передышки, никаких перерывов в учебном процессе. Выпуск слушателей не производился. По указанию Генштаба они командами направлялись на фронт в качестве военных переводчиков. Почти еженедельно, сначала на факультет, а потом в институт, поступали заявки с требованием срочной отправки на фронт такого-то количества переводчиков. В документах того времени можно читать предельно краткие, свойственные военному положению, распоряжения Москвы: “направить в наше распоряжение 14 переводчиков”, “срочно подготовить группу переводчиков, тщательно проверьте здоровье”, “доложите о ваших возможностях дать фронту переводчиков”. Запросов очень много. Время было тяжелое, и это хорошо понимали в институте и слушатели, и преподаватели.
     Уже к концу 1942 г. почти все слушатели старших курсов были посланы на фронт слушатели старших курсов, а затем слушатели второго курса. Установленный для института трехгодичный срок обучения, как правило, не соблюдался. Подготовка велась по сокращенным программам, направленным на быстрейшее практическое овладение иностранным языком. Большую помощь в деле подготовки переводчиков оказывали преподавательскому составу адъюнкты и остававшиеся слушатели старших курсов.
         Военфак и институт дали фронту за три года войны 2,5 тысячи военных переводчиков, в том числе по годам: до 1943 г. — 1092, в 1943 г. — 774, в 1944 г. — 658. Со всеми убывшими на фронт слушателями институт поддерживал непосредственную связь, ведя активную переписку. Слушатели писали о затруднениях, которые они встречали в своей работе, давали советы по улучшению подготовки переводчика, присылали много ценных образцов различных трофейных документов. Все это использовалось в практической работе института, подготовке последующих групп переводчиков на факультетах и различных курсах. Так складывалась собственная школа подготовки военных переводчиков.
         Военный переводчик на фронте первым узнавал о противнике, на нем лежала большая моральная ответственность. Он был обязан безукоризненно знать язык, военную терминологию и организацию армии противника, уметь правильно перевести документ, составить протокол допроса военнопленного. Как показывал опыт, военному переводчику приходилось зачастую в порядке взаимозаменяемости выполнять самостоятельно многообразные обязанности офицера штаба, вытекающие из конкретной боевой обстановки.
         А.Г. Синицкий вспоминает: “В минувшую войну мне довелось работать в войсковой разведке сначала Калининского, а затем 1-го Прибалтийского фронта. С 1942 г. и до конца войны, будучи начальником информационного отделения штаба фронта, мне приходилось наблюдать работу группы военных переводчиков в составе 12 человек, находившихся в непосредственном моем распоряжении. Одна из важнейших задач была связана с ведением допроса военнопленных немецкой армии. Известно, что военнопленный солдат, офицер и, тем более, генерал всегда являлись важнейшими источниками информации о противнике. Из их показаний раскрывались планы и замыслы врага, устанавливались численность и боевой состав соединений и частей противника, группировка его сил и средств, размещение штабов, обеспеченность войск продовольствием, боеприпасами и другими видами снабжения, выяснялось политико-моральное состояние личного состава противника. Однако не всякий пленный может или захочет дать исчерпывающие ответы на интересующие вопросы. Это зависит от осведомленности пленного, его принадлежности и занимаемой должности. Роль военного переводчика при допросе пленного весьма ответственная. Он должен в совершенстве владеть методом двустороннего перевода, уметь точно и правильно перевести на язык противника те вопросы, которые задает офицер, производящий допрос. Также точно и правильно военный переводчик обязан перевести ответы пленного на русский язык. После допроса военный переводчик составляет и грамотно оформляет протокол допроса военнопленного.

Подпись автора

http://tihonow.ru